Источник: ng.ru
У меня есть знакомый сантехник Эрдовлет – киргиз, мусульманин, окончил медресе, преподавал арабский язык. Так получилось, что в Москву приехал на заработки, думал – ненадолго, но задержался. Приветливый человек; знает многое, чего я не знаю, и руки у него золотые: случись неладное с унитазом, ванной, раковиной или замком, звоню Эрдовлету – он обязательно придет, во всем разберется, исправит.
Мне с Эрдовлетом интересно. Однажды я, бывший нумизмат, спросил, кто изображен на киргизских деньгах.
Он подумал, назвал.
– А самая большая купюра у нас – 5 тысяч сомов, на ней Суйменкул Чокморов. Может, слышали?
– Слышал.
Сантехник ушел, а я стал вспоминать…
Достал свои статьи о Чокморове, его письма, картину, которую он мне подарил.
Народный артист СССР и народный художник СССР. Уникальный случай. Рослый, красивый, мощный. Атлет, мастер спорта по волейболу; когда учился в Академии художеств, выступал за сборную Ленинграда. Невероятно талантливый во всем, за что бы ни брался.
В кино он пришел (1969) взрослым человеком, уже известным художником. Я сразу полюбил его как актера, увидев в «Алых маках Иссык-Куля» (когда сын родится, Суйменкул назовет его Бахтыгулом, как бесстрашного конокрада, которого он сыграл в фильме Болота Шамшиева), потом был «Лютый», «Седьмая пуля», «Выстрел на перевале Караш», «Красное яблоко».
«Красное яблоко» режиссера Толомуша Океева показали на Московском кинофестивале (1975). К тому времени мы с Суйменкулом уже были знакомы, я был на съемках картины во Фрунзе. Да еще музыку к фильму о художнике Темире написал мой друг Шандор Каллош, он тоже помог нам сделать еще по шагу друг к другу.
Потом мы встретились в Москве на кинофестивале. И тут объявился у нас с Суйменкулом общий знакомый – тувинский актер Максим Мунзук, сыгравший роль Дерсу Узала в картине Акиро Куросавы («Дерсу Узала» тогда, в 1975-м, получил Золотой приз). Суйменкул тоже там есть – он храбрый воин Чжан Бао, гроза таежных бандитов-хунхузов. На пресс-конференции Куросава сказал: «На эту роль я никого не искал и не пробовал, хотел снимать только Чокморова».
А осенью 1976-го Суйменкул пригласил меня в Киргизию быть его гостем. Показал солнечный, зеленый город, где очень легко дышать – горы совсем близко, свою мастерскую, художественный музей, где много его работ (одна из них – «Мой сын»: жена Салима держит на руках маленького Бахтыгула; есть портрет матери. Суйменкул говорил: «Отец не разрешал мне себя рисовать, а мать я много писал»). Конечно, познакомил меня с женой, сыном, а с остальной родней познакомились уже в аиле Чон-Таш, откуда он родом, – с сестрой Кульджан, братом Намырбеком, с мужем сестры, женой брата, племянниками (одного я сразу запомнил из-за имени – Эль Греко, это любимый художник Чокморова, вот Суйменкул в честь него и назвал племянника).
Эти два дня на его родине очень сблизили нас.
Суйменкул много рассказывал об отце, кузнеце Чокморе Ормокееве. Старики говорили: по всей Чуйской долине он всегда был победителем в древней, яростной игре киргизов – улак (козлодрание). По случаю какого-то события или ради долгожданного гостя режут козла, бросают в поле, и всадники мчатся, каждый хочет первым схватить козла (попробуй поднять на скаку двухпудовую гирю!), а другие всадники налетают, стараются отнять, вырвать добычу.
Мне тоже дали коня (думаю, самую спокойную лошадь), чтоб и я попробовал: к козлу-то я подскакал (а если честно, шагом шла лошадь), даже наклонился с седла, ухватил козла за копытце, а вот выпрямиться с ним не смог, сил и ловкости не хватило.
Победителю досталась козлиная туша и нарядный халат в подарок, другим гостям в саду под яблонями и сливами постелили войлочные кошмы. На кошмы поставили угощение: вареное мясо, плов, бульон из степных голубей, лепешки, чай.
Намырбек, старший брат Суйменкула, следит, чтобы у меня были полными чашка и пиала. Он работает в Госплане Киргизии завотделом.
Рассказывает:
– Отец нас никогда не бил, не ругал. Когда началась война, почти всех мужчин в округе забрали в армию, 91 человек ушел на войну, пришло 47 похоронок. А кому быть председателем сельсовета? Аксакалы решили, что мне. А мне было тогда 17 лет, мальчишка. Пришли к отцу, чтобы он поговорил со мной. Отец мало слов сказал, я их всю жизнь помню: «Будь честным, никого не обижай». Получал я как председатель сельсовета 800 рублей, буханка хлеба стоила 200 рублей. А в 1944-м меня самого призвали – во внутренние войска. Служба мотала меня, как мутовку, которой у нас взбалтывают кумыс. Служил на Новой Земле, на Урале, в Синьцзяне, Молдавии, Закарпатье, дослужился до майора. В армии заочно окончил экономический факультет Киргизского университета, демобилизовался, поступил в аспирантуру… Суйменкул, а ты что молчишь?
– Я не молчу, брат, вспоминаю. Как после войны увидел первый фильм в нашем колхозном клубе – «Падение Берлина». Кино показалось мне чудом. Фильмов-то потом видел много, а запомнил немного: «Рокко и его братья», «Мари-Октябрь», «Никто не хотел умирать». Но даже в хороших фильмах мне всегда казалось, что актеры играют не в полную силу, хотел сам попробовать, отдать зрителю все, что могу, всю мою силу, любовь, ярость, боль…
Суйменкул все и отдал. Никогда никаких дублеров, только сам. Падать с лошади, драться… Его и били по-настоящему, и сбрасывали в горную реку, где бешеное течение швыряло его об огромные камни, вытаскивали еле живого… и снова, чуть отогрев, бросали в ледяную воду… и еще дубль…
Режиссер Болот Шамшиев, снявший фильм «Выстрел на перевале Караш», сколько я знаю, человек вовсе не жестокий, а Суйменкул не решился признаться ему, что не умеет плавать. Почки он тогда сильно застудил, но думал: сильный, вытерплю.
А я снова вспоминаю великого Куросаву: в его фильме есть эпизод, когда Дерсу Узала остается на плоту, несущемся по бурной реке. Утром режиссер подошел к реке, долго держал руку в воде, сказал помощнику: «Подождем. Вода еще холодная».
Последнее письмо мне Суйменкул написал из больницы весной 1978-го: очень обижался на себя, не вовремя слег, весна, ему бы сейчас с этюдником в горы… К счастью, жизнь очень не хотела отпускать Суйменкула. Но не удержала.
Теперь он на бумажных деньгах – 5 тысяч сомов. Это сколько? 4500 рублей. Немало. На билет, чтобы долететь до Фрунзе (давно уже он Бишкек; в 1991-м, за год до смерти Чокморова, дали городу новое имя; «бишкек» по-киргизски и есть та мутовка, которой взбалтывают кумыс), хватит. Но даже долети я туда, Суйменкула там не найду… Другие дороги теперь к нему
Источник: ng.ru
Добавить комментарий